В. Болоцких - Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное
Пестель совершенно не задавался вопросом, как определить, в чём благоденствие «совокупности народа», кто будет это определять, почему интересы меньшинства можно ущемлять? Более того, не доверяя народу, о котором он так хотел заботиться, Пестель считал необходимым учреждение Временного правления на переходный период для постепенного введения «нового государственного порядка», «а народ обязан (выделено мной – авт.) сему ведению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению усердно всеми силами содействовать и неуместным нетерпением (именно так! – авт.) не вредить преуспеванию народного возрождения и государственного переобразования»99. Чтобы государство было сильным и крепким (а иначе оно не выполнит своего предназначения, по Пестелю), оно должно иметь одни и те же законы и один и тот же образ управления на всём своём пространстве. Правда, Пестель сам сомневался, «может ли сиё единообразие существовать»100.
Пестель не только не предусматривал никаких гарантий против произвола чиновников, как Н. Муравьёв, но и был убеждён, что «истинную постепенность в государстве образует чиноначальство, состоящее из тех чиновников, которые в службе находятся», «ибо в чиновнике нужны способности, знания и добродетели, могущие быть найдены во всех сословиях и не составляющие принадлежности которого-либо из них в особенности». Под «постепенностью» здесь понимается политическое пространство между народной массой и верховной властью, которое при феодализме занимают сословия с разным правовым статусом. Феодальные сословия, таким образом, заменяются Пестелем не народным представительством на различных уровнях, а чиновнической иерархией101.
Пестель провозглашал равенство всех перед законом, ликвидацию сословий, равноправие всех граждан, но в самой республиканской «Русской Правде» нет ничего о представительной системе и избирательном праве. Только в наброске «Конституция – Государственный завет» появляются выборные Народная веча, Державная Дума, Верховный собор с пожизненными членами. При этом отвергалось равновесие властей, но вводилось разделение властей на законодательную, исполнительную и «верховно-блюстительную»102. Уже столь малое внимание к народному представительству со стороны Пестеля говорит о многом.
В отличие от Н. Муравьёва, Пестель возлагал наблюдение за общественной нравственностью и мыслями граждан не на суд, а на Верховное правление. Право граждан на ассоциации Пестель безусловно отрицал: «Всякие частные общества, с постоянной целью учреждаемые, должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а вторые вредны». Первые бесполезны потому, что они могут касаться только предметов, которые входят в круг действия правительства». Вторые же вредны потому, что устанавливаемый государственный порядок «не только ничего доброго и полезного не принуждает скрывать», но, напротив того, дает все средства на их «обнародование законным порядком»103. Пестель не понимал, что он сам может ошибаться и не все предусмотреть в своей конституции, а чиновники могут нарушать права граждан и совершать корыстные поступки.
Существенные и принципиальные расхождения существовали между Н. Муравьёвым и Пестелем по отношению к собственности. Оба они провозглашали «священное и неприкосновенное» право собственности. Но Н. Муравьёв не только оставлял земли помещиков за ними, а дома и усадьбы крестьян признавал собственностью крестьян, но его взгляды в целом эволюционировали в сторону укрепления и развития частной собственности на землю. В более поздней редакции конституции устанавливалось, что в последующем законы определят, каким образом и на каких правилах земли поступят из общественного в частное владение каждого поселянина104. Конечно, помещичья собственность на землю не являлась частной, т.е. рыночной, как по происхождению, так и по способам использования. Но вопросы земельной собственности вообще являются сложными и весьма запутанными. В данном случае важна эволюция взглядов Н. Муравьёва в сторону гарантий частной собственности, её использования для развития экономики на рыночных принципах. К такому же выводу пришел Н. М. Дружинин в результате анализа аграрной программы декабриста105. Так как интересы личности Н. Муравьёв ставил выше интересов государства, которое эти интересы должно было оберегать и ни в коем случае не подавлять, такое отношение к собственности действительно открывало широкие возможности для рыночного пути развития экономики России.
Пестель же, декларируя гарантии права собственности, даже предлагая разделить земли на общественные и частные106, всё же больше склонялся к уравнительности. Об этом говорят его неоднократные гневные высказывания против богатства и богатых107, понятие «частной» собственности на землю у Пестеля несколько двусмысленно и непонятно. Так, он считал, что «человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать; следовательно, земля есть собственность всего рода человеческого, и никто не должен быть от сего обладания ни прямым, ни косвенным путем исключен». С развитием человечества связи между людьми усложняются и появляется право собственности. «Охранение» этого права собственности есть главная цель государства. Но законы духовные и естественные должны всегда иметь перевес над законами политическими, «ибо они поставлены от бога и природы и суть неизменны; а между тем как политические поставлены от людей и часто переменяются» и как следствие: «наперед надобно помышлять о доставлении всем людям необходимого для жития, а потом уже о приобретении изобилия. На первое каждый человек имеет неоспоримое право, потому что он – человек, на второе имеет право только тот, который сам оное приобрести успеет». Частная земля может принадлежать «казне или частным лицам».
Общественные земли должны были принадлежать волостному обществу и не могли быть проданы или заложены. Общественная земля делилась на равные участки и, каждый год это распределение между хозяевами должно было пересматриваться108. Основой общественного и политического устройства, по Пестелю, должна была стать именно общественная земля, неизменным правом на обладание участком которой наделялся каждый гражданин России. Совместное владение общественными землями должно было возродить сильную связь между членами волости и превратить волость в основную политическую ячейку общества. Отношения с государством отдельных лиц виделись Пестелю осуществляемыми только через посредство волости. «Для правительства же то будет неоцененная выгода, что оно не будет затрудняться с каждым частным человеком ведаться особо». Тем самым Пестель закреплял на деле общинный характер крестьянского землевладения и землепользования, который уже тогда начинал становиться препятствием для развития сельского хозяйства России, консервировал принцип круговой поруки и не придавал особого значения интересам отдельной личности, подчиняя её интересам общины и государства109.
Но здесь возникает проблема, существование которой Пестель осознавал или чувствовал на подсознательном уровне. Суть проблемы заключается в том, что у людей разные интересы, разное понимание счастья, смысла жизни. В таком случае не только богатые, которые лишались Пестелем всяких политических преимуществ перед бедными и ставились фактически в полную зависимость от их произвола, но и любой энергичный, талантливый человек будет бороться с уравнительностью, с предписанным порядком жизни. Будучи абсолютно уверен в своей правоте, Пестель решал эту проблему с помощью всей мощи государственной машины и обязывал Верховное правление ввести волостные общества и общественные земли «и перед затруднениями, с сим введением нераздельными (выделено мной – авт.), нимало не останавливаться. Опасаться сих затруднений значило бы высказывать непонятливость или, что еще хуже, злобность нрава, противящуюся установлению истинной в государстве свободы»110.
Пестель был одним из немногих декабристов с фанатичным типом сознания, ещё не характерным на дворянском этапе российского революционного движения. Якушкин писал о нём как о человеке, который «упорно защищал свое мнение, в истину которого всегда верил, как обыкновенно верят в математическую истину; он никогда и ничем не увлекался. Может быть, в этом-то и заключалась причина, почему из всех нас он один в течение почти 10 лет, не ослабевая ни на одну минуту, упорно трудился над делом Тайного общества, один раз доказав себе, что Тайное общество – верный способ для достижения желаемой цели, он с ним слил свое существование»111.
